Сообщения

Государь Макьявелли

Случай с Макьявелли и его "Государем" - это пример фальсификации истории, пример того, как происходит выворачивание смысла произведения наизнанку, приписывание своему политическому и идеологическому противнику своих собственных идей, прямо противоречащих, а то и противоположных настоящим взглядам автора. В "Государе" (Il Principe, который можно перевести также, как Князь, первый, правитель, принцип, главный) Макьявелли рассматривает лишь одну форму правления - единоличную: "Я не стану касаться республик, ибо подробно говорю о них в другом месте". Поэтому совершенно необоснованны утверждения, что в "Государе" Макьявелли представляет как наилучшую форму правления единоличную. Напротив, как видно "в другом месте" - "Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия" , лучшей формой правления он считает республику наподобие римской (древнеримской). Это же видно и из самого "Государя", когда, говоря о положительных примерах дейст

Капитанская дочка Пушкина

Совершенный во всех отношениях роман. Ясная, продуманная композиция; яркие события и персонажи; здесь есть даже (в отличие от подавляющего большинства романов, западных и русских (да и всех иных)) несомненно положительный (каким его считает и автор, каковым он является и объективно, исходя из получившегося характера и совершаемых им поступков) Герой - Петр Гринёв. Точность исторических обстоятельств и подробностей. Роскошная и краткая точность и легкость языка: каждая неоднозначность многозначна, но не двусмысленна. В отличие от многих талантливых авторов, Пушкин (в Капитанской дочке) не отступает ни на шаг ради популярности (=доступности) от художественности. Точная краткость против многословных уточнений Достоевского и Толстого. Восприятие КД в советской школе как рассказ о Пугачёве, а не Гринёве, запутал многих тогдашних школьников. Этому заблуждению способствовало и то, что рассказ ведётся от первого лица, а настоящий Герой скромен, добросовестен в описании событий и людей, и

Дубровский

Пушкин неслучайно не опубликовал и не окончил "Дубровского". Он видел, что повесть по замыслу столь тривиальна и неудачна, что не стоит и пытаться исправить или закончить её. Главные персонажи и ситуации неестественны и схематичны (единственное, что более или менее (именно менее для Пушкина) удалось - это описание Троекурова и порядков в его имении, да и то, слишком уж он плоский злодей для Пушкина). В общем, это тривиальное романтическое произведение той эпохи с присущими ей смешными (убогими) ужимками типа переодевания в француза, карикатурным разделением положительных (у Дубровского в имении полное взаимопонимание барина и крестьян) и отрицательных героев (у Троекурова в имении несправедливость и жестокости) и т.п. Насколько уступает "Дубровский" естественности и художественности законченных "Капитанской дочки ", "Повестей Белкина", и остановленного там, где начинается та же романтическая чушь, "Арапа Петра Великого"! Популярностью

Лев Толстой Виктора Шкловского (ЖЗЛ)

Полное имя автора: Виктор Борисович Шкловский Биография Толстого с квалифицированным литературоведческим разбором произведений. Информация о произведении Полное название: Лев Толстой Дата создания: 1963 История создания: Из серии Жизнь замечательных людей. Существует второе издание, существенно изменённое и переработанное. Cсылки на текст произведения: Шкловский В. Б. Лев Толстой. — М.: Мол. гвардия, 1963. — 864 с., ил. : 27 л. ил. — (Жизнь замечательных людей; Вып. 6 (363)) Есть в платной библиотеке Литрес

Семейное счастие Льва Толстого

Семейное счастие автор: Лев Толстой 1859 Дамский роман "Когда я смотрела вперед по аллее, по которой мы шли, мне все казалось, что туда дальше нельзя было идти, что там кончился мир возможного, что все это навсегда должно быть заковано в своей красоте. Но мы подвигались, и волшебная стена красоты раздвигалась, впускала нас, и там тоже, казалось, был наш знакомый сад, деревья, дорожки, сухие листья. И мы точно ходили по дорожкам, наступали на круги света и тени, и точно сухой лист шуршал под ногою, и свежая ветка задевала меня по лицу. И это точно был он, который, ровно и тихо ступая подле меня, бережно нес мою руку, и это точно была Катя, которая, поскрипывая, шла рядом с нами. И, должно быть, это был месяц на небе, который светил на нас сквозь неподвижные ветви ... Но с каждым шагом сзади нас и спереди снова замыкалась волшебная стена, и я переставала верить в то, что можно еще идти дальше, переставала верить во все, что было." Редкий для Л.Толстого случай, когда