Книги и авторы

Иоганн Вольфганг фон Гёте, Johann Wolfgang von Goethe Heiß mich nicht reden, heiß mich schweigen, Denn mein Geheimnis ist mir Pflicht; Ich möchte dir mein ganzes Innre zeigen, Allein das Schicksal will es nicht. Zur rechten Zeit vertreibt der Sonne Lauf Die finstre Nacht, und sie muss sich erhellen; Der harte Fels schließt seinen Busen auf, Missgönnt der Erde nicht die tief verborgnen Quellen. Ein jeder sucht im Arm des Freundes Ruh!', Dort kann die Brust in Klagen sich ergießen; Allein ein Schwur drückt mir die Lippen zu, Und nur ein Gott vermag sie aufzuschließen. Перевод К.С.Аксакова : Не говорить, молчать должна я, Мне клятва эта - долг святой, Перед тобой бы всё сказать желая, - Не так назначено судьбой. В урочный час меняет солнца луч Ночную тень, и свет его сменяет, Из недр скалы бьет тихо вешний ключ, Она своих даров от мира не скрывает. Отрадно всем в рыданьях и слезах Пред другом всё излить, что сердце гложет, Но клятва на моих лежит у

Иоганн Вольфганг фон Гёте, Johann Wolfgang von Goethe Одно из любимых стихотворений Гёте, многократно переведённое на русский язык - Песня Миньоны. Впервые была написана для неопубликованного при жизни романа - Театральное призвание Вильгельма Мейстера (1777-1786, впервые напечатан в 1911). Позднее была включена в роман Годы учения Вильгельма Мейстера (1796). Затем включалась в сборники стихов Гёте и как отдельное стихотворение. От окончательного варианта первоначальный отличался тем, что обращение в последней строке было во всех куплетах одинаково - мой повелитель. Mignon Kennst du das Land, wo die Zitronen blüh'n, Im dunkeln Laub die Goldorangen glüh'n, Ein sanfter Wind vom blauen Himmel weht, Die Myrte still und hoch der Lorbeer steht, Dahin! Dahin Möcht' ich mit dir, o mein Geliebter, zieh'n. Kennst du das Haus? Auf Säulen ruht sein Dach, Es glänzt der Saal, es schimmert das Gemach, Und Marmorbilder stehn und s

Валерий Брюсов На новый 1905 год И вот в железной колыбели, В громах, родится новый год. Ф. Тютчев (1856)   Весь год прошел как сон кровавый, Как глухо душащий кошмар, На облаках, как отблеск лавы, Грядущих дней горит пожар. Как исполин в ночном тумане Встал новый год, суров и слеп, Он держит в беспощадной длани Весы таинственных судеб.   Качнулись роковые чаши, При свете молний взнесены: Там жребии врага и наши, Знамена тяжкие войны.   Молчи и никни, ум надменный! Се — высшей истины пора! Пред миром на доске вселенной Веков азартная игра.   И в упоении и в страхе Мы, современники, следим, Как вьется кость, в крови и прахе, Чтоб выпасть знаком роковым.   Декабрь 1904 Из цикла Современность сборника Stephanos (1904-1905) В. Я. Брюсов. Stephanos. Текст произведения. Современность. На ... Брюсов В. Я. Избранное

Умберто Саба  Umberto Saba                          Букинистическая лавка О мёртвых книгах с мертвецом мертвец бубнит взахлёб.                               Иллюзиям конец, нет счастья в милой добряку Карлетто пещере чёрной;                               а пещера эта казалась мне убежищем от бед. Но время это кончилось, а с ним -  и жизнь, которую любил я.                                                  Беззащитный, я плачу так, как плакалось тебе, когда ребёнком в рыночной толпе ты мать терял. Из цикла "Почти рассказ" (1951). Перевод Ю. Даниэля. опубликован под именем Д. Самойлова в книге Книга песен. Москва, Художественная литература. 1974. Речь идёт о магазине антикварной книги, который около 20 лет давал поэту доход, позволявший заниматься поэзией.

Алексей Цветков было третье сентября насморк нам чумой лечили слуги ирода-царя жала жадные дрочили опустили всю страну поступили как сказали потный раб принес к столу блюдо с детскими глазами звонче музыка играй ободряй забаву зверю если есть кому-то рай я теперь в него не верю со святыми не пойду соглашаюсь жить в аду в царстве ирода-царя кровь подсохла на рассвете над страной горит заря на траве играют дети все невинны каждый наш я предам и ты предашь 4 сент. 2004 г. В блоге Алексея Цветкова 4

Триумфальное Врут, что жить в России стало пресно. Страшно жить на новом вираже... Триумфальное

Тюдор Елизавета Судьба! Сколь шАтка ты, сколь непрочна! Зачем так разум страждущий терзать? Тюрьма - свидетель: ты была вольна И жизнь мне дать, и в счастье отказать. Виновного освободив от пут, Творишь над невиновным тяжкий суд. Невинного лишаешь всех отрад, Храня от смерти тех, кто виноват. Но Жребий завистью не побороть. За все дела врагам воздаст Господь. По преданию, написано в Тауэре, во время правления сестры, Марии Кровавой. Перевод Е.Аксельрод

Алексей Николаевич Толстой ЗОРИ Койт встает на закате, зовет Эммарику; А леса между ними завалены снегом; Старый Сивер приподнял холодную пику И летит на оленях — белесом и пегом. Койт зовет Эммарику. «Приди, моя зорька, И возьми у меня золотое светило!» А она: «Не могу — караулит нас зорко Снежнокудрого Сивера вьюжная сила». Сосны сини, и снег между соснами синий. Плачет Койт, простирая к возлюбленной пальцы. А от слез опускается на землю иней; И в сугробах пушистые прыгают зайцы. Дата создания: 1910 История создания: По мотивам угро-финского фольклора Cсылки на критические и текстологические работы: Djv-ZIP Txt-Win-ZIP Cсылки на текст произведения: Солнечные песни. Стихотворения: Djv-ZIP Txt-Win-ZIP

Алексей Николаевич Толстой ПОЛЕВИК       На току, где рожь молотят,-- ворох; ворох покрыт пологом, на пологу--роса. А под пологом девки спят...    Пахнет мышами, а на небе стоит месяц.    По току шагает длинный Полевик, весь соломенный, ноги тонкие...    -- Ну, ну,-- ворчит Полевик,-- рожь не домолотили, а спят.    Подошел к вороху, потянул за полог:    -- Эй, вы, разоспались, заря скоро!    Девки из-под полога высовывают головы, шепчут:    -- Кто это, девоньки, или приснилось? Никак, светает скоро.    Дрожат с холоду, просыпаются. На хуторе за прудом кричат петухи. К молотилке шагает Полевик; под молотилкой, накрывшись полушубками, спят парни.    Постаскал с них Полевик полушубки:    -- Вставайте, рожь недомолочёна.    Парни глаза протирают...    -- Свежо, ребята, ай, вставать пора...    На току ворошится народ, натягивают полушубки да кацавейки, ищут: кто вилы, кто грабли... Холодеет месяц. А Полевик уж в поле шагает.    -- Голо, голо,-- ворчит Полев

Мигель де Сервантес Сааведра (Migel de Cervantes Saavedra) НА КАТАФАЛК КОРОЛЯ ФИЛИППА II В СЕВИЛЬЕ (Хвостатый сонет) Свидетель Бог, я нем; сознаться надо, Здесь всякий онемеет в восхищенье. Чтоб описать сие сооруженье, Я отдал бы червонный без досады. Клянусь Христом, всё, что доступно взгляду, Мильоны стоило, и, без сомненья, Севилье в славу, Риму в посрамленье Столетье простоит сия громада. Бьюсь об заклад, монарший дух, пожалуй, Покинул вертограды горней славы, Чтоб насладиться этими местами. Сие услышав, некий бравый малый Вскричал: "Сеньор солдат, клянусь, вы правы! Тот подлый лжец, кто будет спорить с вами!" И с этими словами Он шляпу сдвинул, огляделся лихо И прочь пошел. И снова стало тихо. Перевод А.Косс Полное название: На катафалк короля Филиппа 2 в Севилье (Хвостатый сонет) Дата создания: 1598?

Алексей Константинович Толстой Ты знаешь край, где все обильем дышит, Где реки льются чище серебра, Где ветерок степной ковыль колышет, В вишневых рощах тонут хутора, Среди садов деревья гнутся долу И до земли висит их плод тяжелый? Шумя, тростник над озером трепещет, И чист, и тих, и ясен свод небес, Косарь поет, коса звенит и блещет, Вдоль берега стоит кудрявый лес, И к облакам, клубяся над водою, Бежит дымок синеющей струею? Туда, туда всем сердцем я стремлюся, Туда, где сердцу было так легко, Где из цветов венок плетет Маруся, О старине поет слепой Грицко, И парубки, кружась на пожне гладкой, Взрывают пыль веселою присядкой! Ты знаешь край, где нивы золотые Испещрены лазурью васильков, Среди степей курган времен Батыя, Вдали стада пасущихся волов, Обозов скрып, ковры цветущей гречи И вы, чубы — остатки славной Сечи? Ты знаешь край, где утром в воскресенье, Когда росой подсолнечник блестит, Так звонко льется жаворонка пенье, Стада блеят, а колокол

Фрэнсис Бэкон FRANCIS BACON Жизнь Life (Жизнь человека Life of man) The world’s a bubble; and the life of man less than a span. In his conception wretched; from the womb so to the tomb: Curst from the cradle, and brought up to years, with cares and fears. Who then to frail mortality shall trust, But limns the water, or but writes in dust. Yet, since with sorrow here we live oppress’d, what life is best? Courts are but only superficial schools to dandle fools: The rural parts are turn’d into a den of savage men: And where’s a city from all vice so free, But may be term’d the worst of all the three? Domestic cares afflict the husband’s bed, or pains his head: Those that live single, take it for a curse, or do things worse: Some would have children; those that have them none; or wish them gone. What is it then to have no wife, but single thralldom or a double strife? Our own affections still at home to please, is a disease: To cross the sea to any foreign soil, peri

Юнна Мориц Античное блям Сына прекрасно родить, чтобы в танке сгорел за свободные, блям, их таланты, за страшную их красоту, писанину фигни философской, за пафос и пифос, за их озарения, блям, по части кампаний военных, трофеев и пленных, зажариться в танке - за нефть и за банки, за скотские пьянки элиты, за, блям, их оргазмы, фантазмы, харизмы, маразмы, туризмы - полечь на гражданке, о, счастье, об этом я круглые сутки мечтала еще в эсэсэре! Дитя, торопись, а не то умереть опоздаешь за их процветанье, - уже не хватает гробов, чтобы все улеглись, пострелявшись за их интересы, за их клептоманию, блям, графоманию, премии, мумии, феню, конгрессы, за эти мозги элитарные, тарные зги живоглотских династий, за яйца - блям, Фаберже, за бутик, за антик, за раскрутку, блям, фракций и фрикций, мальчик, пись-пись, торопись превратиться в обрубок, в огарок, в придурка!.. Как можно отсюда бежать, если надо рожать воеванцев, а, блям, не засранцев, которые мчатся на запад, спасая дет

Джон Донн John Donne Священный сонет 19 Holy Sonnet 19 Oh, to vex me, contraries meet in one: Inconstancy unnaturally hath begot A constant habit; that when I would not I change in vows, and in devotion. As humorous is my contrition As my profane love, and as soon forgot: As riddlingly distempered, cold and hot, As praying, as mute; as infinite, as none. I durst not view heaven yesterday; and today In prayers and flattering speeches I court God: Tomorrow I quake with true fear of his rod. So my devout fits come and go away Like a fantastic ague; save that here Those are my best days, when I shake with fear. Противоречья снюхались. И вот У них урод родился, как от пьянства: Привычка подлая к непостоянству. - Лгу постоянно, даже совесть лжет. Раскаянье мое - к грехам ведет, Любовь моя - как лед, а боль - жеманство; То бесконечно, то мертво пространство; Молюсь; молчу; то жар, то холод бьет. Не смел глядеть на небо - что с того? - Сегодня льщу я Богу без огляд

Борис Пастернак А затем прощалось лето С полустанком. Снявши шапку, Сто слепящих фотографий Ночью снял на память гром. Меркла кисть сирени. B это Время он, нарвав охапку Молний, с поля ими трафил Озарить управский дом. И когда по кровле зданья Разлилась волна злорадства И, как уголь по рисунку, Грянул ливень всем плетнем, Стал мигать обвал сознанья: Вот, казалось, озарятся Даже те углы рассудка, Где теперь светло, как днем!    Из книги Сестра моя жизнь   1917   Борис Пастернак: Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография (глава ... Хроника постоянного научного семинара "Проблемы поэтического языка ... Творчество Пастернака     Борис Пастернак: Гроза моментальная навек  Pasternak: A Storm, Forever Momentary Гроза, моментальная навек ‎ 

Ду Фу (Цзымэй) 杜甫 Песнь о боевых колесницах 750 г. Антимилитаристская поэма. Злободневно всегда для всех империй. Ссылка на Ханьскую державу (206 г. до н.э. - 220 г.н.э.) дана, чтобы можно было толковать события стихотворения как относящиеся к глубокой древности. Чтобы не обвинили в нелояльности режиму. Поэзия Ду Фу в переводах А. И. Гитовича ПЕСНЬ О БОЕВЫХ КОЛЕСНИЦАХ

Ду Фу (Цзымэй)   杜甫 杜甫 飲中八仙歌 知章騎馬似乘船 眼花落井水底眠 汝陽三斗始朝天 道逢曲車口流涎 恨不移封向酒泉 左相日興費万錢 飲如長鯨吸百川 銜杯樂圣稱避賢 宗之瀟洒美少年 舉觴白眼望青天 皎如玉樹臨風前 蘇晉長齋繡佛前 醉中往往愛逃禪 李白一斗詩百篇 長安市上酒家眠 天子呼來不上船 自稱臣是酒中仙 張旭三杯草圣傳 脫帽露頂王公前 揮毫落紙如云煙 焦遂五斗方卓然 高談雄辨惊四筵 Ду Фу (712—770) Песнь о «восьми сянях винопития» Чжичжан как-то ехал хмельной на коне,     качаясь, как лодка на сильной волне, В глазах зарябило — свалился в колодец     и выспался в луже на дне. Жуян лишь три доу осушив на пиру,     на утренний смотр спешил ко двору; Повозку с вином по дороге увидев,     вздохнул: «Дай хоть слюни утру!»; В уезд Винный Ключ он хотел бы давно     удел передвинуть — да, жаль, не дано. Цзосян десять тысяч монет ежедневно     кабатчику шлёт за вино; Без устали пьёт, не пьянея ничуть,     сто рек он бы смог, словно кит, заглотнуть, «Весёлым Святым» полнит чарку за чаркой,     давая «Достойному» путь. Цзунчжи — юный гений — наружностью мил,     свободу любя, о карьере забыл; Подъе

Ду Фу (Цзымэй)   杜甫 Мне снится днем...                                                     Стосковавшись                                                     По родному краю,                                                     Забываюсь я                                                     Тяжелым сном...                                                     Я не только ночью                                                     Засыпаю -                                                     Сплю теперь я                                                     Даже ясным днем.                                                     От цветенья персиков,                                                     От зноя                                                     Старые глаза мои                                                     Хмельны.                                                     Солнце                                                     Пламенеет над землею -  

Ду Фу (Цзымэй)   杜甫 Село у реки Село у реки Село излучиной обняв,      стремится вдаль река. За лето долгое от дел      здесь отдохну пока. Влетают ласточки в мой дом —      он стал для них своим; И к чайкам я давно привык,      как к близким и родным. С женой за шашки я сажусь,      а младший мой сынок, Иголку где-то раздобыв,      кует себе крючок. От всех болезней лишь одно      лекарство нужно знать, И "плоти немощной" тогда      уж нечего желать! перевод Б.Мещерякова Деревня на берегу реки                                              Река почти что                                              Обняла деревню,                                              Внезапный                                              Совершая поворот;                                              Здесь испокон веков                                              В тени деревьев                                              Все тишиной                   

Тао Юань-Мин (Тао Цянь) 陶渊明 Здесь, в глуши деревенской,    дел мирских человеческих мало: Переулок убогий    чуть тревожат повозка и конь. Белый день наступает,    и терновую дверь затворяю, Чтоб в жилище пустое    не проникла житейская мысль. Постоянно и снова    по извилистым улочкам узким, Стену трав раздвигая,    мы проходим из дома и в дом. И, встречая соседа,    мы не попусту судим да рядим, Речь о тутах заводим,    как растёт конопля, говорим. Конопля в моём поле    что ни день набирается силы; Мной взрыхлённые земли    с каждым днём разрастаются вширь Я все время в боязни    вдруг да иней, да снег на посевы - И конец моим всходам,    и закроет всё дикий бурьян! Из цикла «Возвратился к садам и полям» перевод Эйдлина Цикл скорее всего написан после окончательного ухода с государственной службы в 406 г.